«Берега любви» — второй вышедший в свет альбом Марины Бугаевой.
Мир авторской лирики окрашен светом искренней и чистой поэзии Р. Бернса, сумеречной романтикой Серебряного века, а также волнующими чувства строками поэтов-современников.
Поэтичность и мелодический дар, присущие автору, чувство стиля будут по достоинству оценены как исполнителями-профессионалами, так и любителями музыки.
Из всех ветров, какие есть,
Мне западный милей.
Он о тебе приносит весть,
О девушке моей.
Леса шумят, ручьи журчат
В тиши твоих долин.
И, как ручьи, мечты мои
К тебе стремятся Джин.
Тебя напоминает мне
В полях цветок любой.
И лес в вечерней тишине
Заворожён тобой.
Бубенчик ландыша в росе,
Да и не он один,
А все цветы и птицы все
Поют о милой Джин.
Её глаза яснее дня,
А грех её один:
С такою щедростью меня
Дарит любовью Джин!
Любовь, как роза красная,
Цветет в моем саду.
Любовь моя — как песенка,
С которой в путь иду.
Сильнее красоты твоей
Моя любовь одна.
Она с тобой, пока моря
Не высохнут до дна.
Не высохнут моря, мой друг,
Не рушится гранит,
Не остановится песок,
А он, как жизнь бежит…
Будь счастлива любовь моя,
Прощай и не грусти.
Вернусь к тебе, хоть целый свет
Пришлось бы мне пройти!
В полях, под снегом и дождём,
Мой милый друг, мой бедный друг,
Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг, от зимних вьюг.
А если мука суждена
Тебе судьбой, тебе судьбой,
Готов я скорбь твою до дна
Делить с тобой, делить с тобой.
Пускай сойду я в мрачный дол,
Где ночь кругом, где мрак кругом,
Во тьме я солнце бы нашёл
С тобой вдвоём, с тобой вдвоём.
И если б дали мне в удел
Весь шар земной, весь шар земной,
С каким бы счастьем я владел
Тобой одной, тобой одной.
Давно ли цвёл зелёный дол,
Лес шелестел листвой,
И каждый лист был свеж и чист
От влаги дождевой.
Где этот летний рай?
Лесная глушь мертва.
Но снова май придёт в наш край -
И зашумит листва…
Но ни весной, ни в летний зной
С себя я не стряхну
Тяжёлый след прошедших лет,
Печаль и седину.
Под старость краток день,
А ночь без сна длинна.
И дважды в год к нам не придёт
Счастливая весна,
Счастливая весна.
Поцелуй — и до могилы
Мы простимся, друг мой милый.
Ропот сердца отовсюду
Посылать к тебе я буду.
В ком надежды искра тлеет,
На судьбу роптать не смеет…
Не кляну своей я страсти.
Кто твоей не сдастся власти?
Кто видал тебя, тот любит,
Кто полюбит, не разлюбит.
Не любить бы нам так нежно,
Безрассудно, безнадежно…
Будь же ты благословенна,
Друг мой первый, друг бесценный.
Да сияет над тобою
Солнце счастья и покоя.
В горах моё сердце… Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах моё сердце, а сам я внизу.
Прощай, моя родина! Север, прощай,
Отечество славы и доблести край.
По белому свету судьбою гоним,
Навеки останусь я сыном твоим!
Прощайте, вершины под кровлей снегов,
Прощайте, долины и скаты лугов,
Прощайте, поникшие в бездну леса,
Прощайте, потоков лесных голоса.
В горах моё сердце… Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах моё сердце, а сам я внизу!
Под вешней веткой яблони
Склоню свою головушку,
Чтобы услышать голос твой
соловушка.
А ветер переменчивый
Осыпал цвет лазоревый,
Натешился и бросил сад
разоренный.
Одним дождем оплаканный,
Омытый и обряженный,
Одетый в зелень чистую,
Густую да росистую.
Не дай Бог счастья милому,
Не дай Бог счастья нежному,
Не дай Бог счастья прежнему
дружку.
У окна не ветер бродит,
Задувается свеча.
Кто-то близкий тихо входит,
Встал — и дышит у плеча.
Обернусь и испугаюсь…
И смотрю вперед — в окно:
Вот, шатаясь, извиваясь,
Потянулся на гумно…
Не туман — красивый, белый,
Непонятный, как во сне…
Он — таинственное дело,
Нашептать пришел ко мне…
Я медленно сходил с ума
У двери той, которой жажду.
Весенний день сменяла тьма
И только разжигала жажду.
Я плакал, страстью утомясь,
И стоны заглушал угрюмо.
Уже двоилась, шевелясь,
Безумная, больная дума.
И проникала в тишину
Моей души, уже безумной,
И залила мою весну
Волною черной и бесшумной.
Весенний день сменяла тьма,
Хладело сердце над могилой.
Я медленно сходил с ума,
Я думал холодно о милой.
Разлучаясь с девой милой,
Друг, ты клялся мне любить!..
Уезжая в край постылый,
Клятву данную хранить!..
Там, за Данией счастливой,
Берега твои во мгле…
Вал сердитый, говорливый
Моет слезы на скале…
Милый рыцарь не вернется,
Весь одетый в серебро…
В гробе тяжко всколыхнется
Бант и черное перо…
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех забывших радость свою.
Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у царских врат,
Причастный тайнам, — плакал ребенок
О том, что никто не вернется назад.
Над черной слякотью дороги
Не поднимается туман.
Везут, покряхтывая, дроги
Мой полинялый балаган.
Лицо дневное Арлекино
Еще бледней, чем лик Пьеро.
И в угол прячет Коломбина
Лохмотья, сшитые пестро…
Тащитесь, траурные клячи!
Актеры, правьте ремесло,
Чтобы от истины ходячей
Всем стало больно и светло!
В тайник души проникла плесень,
Но надо плакать, петь, идти,
Чтоб в рай моих заморских песен
Открылись торные пути.
Я пришла сюда бездельница,
Все равно где мне скучать.
На пригорке дремлет мельница.
Годы можно здесь молчать.
Над засохшей повеликою
Мягко плавает пчела;
У пруда русалку кликаю,
А русалка умерла.
Затянулся ржавой тиною
Пруд широкий, обмелел,
Над трепещущей осиною
Легкий месяц заблестел.
Замечаю все как новое,
Влажно пахнут тополя.
Я молчу, молчу готовая
Снова стать тобой земля
В огромном городе моем — ночь.
Из дома сонного иду прочь.
И люди думают: жена, дочь,
А я запомнила одно: ночь.
Июльский ветер мне метет путь.
И где-то музыка в окне чуть.
Ах нынче ветру до зари дуть
Сквозь стенки тонкие груди в грудь.
Есть черный тополь, и в окне свет,
И звон на башне, и в руке цвет,
И шаг вот этот никому вслед,
И тень вот эта, а меня нет.
Огни, как нити золотых бус,
Ночного листика во рту вкус.
Освободите от земных уз,
Друзья, поймите, что я вам снюсь.
По холмам круглым и смуглым
Под лучом сильным и пыльным,
Сапожком робким и кротким
За плащом рдяным и рваным.
По пескам жадным и ржавым,
Под лучом жгущим и пьющим,
Сапожком робким и кротким
За плащом следом и следом
По волнам лютым и вздутым,
Под лучом гневным и древним,
Сапожком робким и кротким,
За плащом лгущим и лгущим.
Расстояние: версты, мили…
Нас рас-ставили, рас-садили,
Чтобы тихо себя вели,
По двум разным концам земли.
Рас-стояние: версты, дали…
Нас расклеили, распаяли,
В две руки развели, распяв,
И не знали, что это — сплав
Вдохновений и сухожилий…
Не рассорили — рассорили,
Расслоили…
Стена да ров.
Расселили нас, как орлов -
Заговорщиков: версты, дали…
Не расстроили — растеряли.
По трущобам земных широт
Рассовали нас как сирот…
Вот опять окно,
Где опять не спят.
Может — пьют вино,
Может — так сидят.
Или просто — рук
Не разнимут двое.
В каждом доме, друг,
Есть окно такое.
Крик разлук и встреч —
Ты, окно в ночи!
Может — сотни свеч,
Может — три свечи…
Нет и нет уму
Моему — покоя.
И в моем дому
Завелось такое…
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я — поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,
Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!)
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
Где сердце Шопена в серебряной урне
Высокою нотой тревожит живых,
Там краски — смятенней, признанья — сумбурней,
Пассажи — опаснее ран ножевых.
Где сердце Шопена, где совесть поэта,
Где так лебедино плывет полонез,
Там смерть — это просто бессмертья примета,
Там духу присущи предметность и вес.
Где рампа, кулисы, торжественность речи,
Там ложь. Но последним дыханьем не лгут.
У всех Беатриче божественны плечи,
И все Натали в неоплатном долгу.
Глаза мои без глаз твоих пустынны.
Они — два муравейника разъятых,
А руки ветви без твоих крылатых,
Мертвы, как две сухие хворостины.
Пригубив робко, губ твоих рубины,
Я благовещу в сладостных набатах,
А нет тебя в желаниях распятый,
Я терн ращу там, где росли жасмины.
Я глохну если ты хранишь молчанье,
И путь мой без твоей звезды несладок,
Повсюду я ловлю твое дыханье,
Твоих следов забытый отпечаток.
Я без тебя безмолвен, как мертвец,
В тебе мое начало и конец.
Многоступенчатый хорал
К высокой истине восходит
И лицезрев ее нисходит
За шагом шаг в незрячий зал.
Притихшие в полупотьмах,
Мы наконец как будто знаем,
Что ничего-то мы не знаем
О Себастьяновых страстях.
И уголками тысяч глаз
Блестим умильно и утешно,
А души смотрят безутешно
На громко хлопающих нас.
В лепестках абрикосовой вьюги,
На пороге цветущей весны,
Мы уснувшие струны разбудим, -
Вновь почувствуем: мы влюблены!
И желаньем отыщем друг друга,
И души обновленный восторг
Из привычного вырвется круга
В соловьиный, цветущий простор.
И в звучанье воскресших мелодий
Закружим среди белого дня…
Так в порыве весенних рапсодий,
Вновь растает и сердца броня…
Расплескался под ногами
От луны снежинок блеск.
Все покрыто здесь снегами,
Заворожен зимний лес.
Как роскошны превращенья,
Все вокруг сковал мороз.
Чудные зимы творенья
Блещут в снеге груды звезд…
Лунный шарик осторожно
В невесомости замрет,
Так таинственно тревожно,
Как игрушка в Новый год.
Закружилась, заметалась
Под вечернею звездой.
Мне казалось наряжалась
Ночь прозрачною фатой.
Волшебство для нас пророча,
Серебра сдувая пыль,
Предвещало чудо ночи
Феерическую быль.
Вот снежинка на ресницах
В блеске радужном замрет!
В эту ночь все может сбыться,
В эту ночь под Новый год.
В этот праздник радости и доброты,
В этот праздник света, веры и любви
От Рождественской божественной звезды
Милосердия свечусвою зажги.
Припев:
Пронеси свою свечу, пронеси
Над житейским миром бурь и тревог!
Береги свечу души не гаси,
Рождеством святым зажег ее Бог…
Мириады звезд, как лики пресвятых,
Светят в души нам в Рождественской тиши…
Да, не сможем мы под мудрым взором их
Утопить в грехах свечу своей души!
Припев
И, исполнив православия завет,
В покаянии земной путь завершим,
Сохранив в душе лучистый звездный свет
И любовь, ка состояние души.
Припев
Я стоял у поворота
Рельс, бегущих от Арбата,
Из трамвая глянул кто-то
Красногубый и чубатый.
Как лицо его похоже
На мое — сухое ныне!..
Только чуточку моложе,
Веселее и невинней.
А трамвай — как сдунет ветром,
Он качнулся, уплывая.
Профиль юности бессмертной
Промелькнул в окне трамвая.
Минут годы. Подойдет он -
Мой двойник — к углу Арбата.
Из трамвая глянет кто-то
Красногубый и чубатый.
Как и он, в костюме синем,
С полевою сумкой тоже,
Только чуточку невинней,
Веселее и моложе.
А трамвая — как сдунет ветром,
Он промчится, завывая…
Профиль юности бессмертной
Промелькнет в окне трамвая.
На висках у нас как искры,
Блещут первые сединки,
Старость нам готовит выстрел
На последнем поединке.
Даже маленькие дети
Станут седы и горбаты,
Но останется на свете
Остановка у Арбата,
Где ни разу не померкнув,
Непрестанно оживая,
Профиль юности бессмертной
Промелькнет в окне трамвая.
Когда я уйду, …
Я оставлю мой голос
На чёрном кружке.
Заведи патефон,
И вот
Под иголочкой,
Тонкой, как волос,
От гибкой пластинки
Отделится он.
Немного глухой
И немножко картавый,
Мой голос тебе
Прочитает стихи,
Окликнет по имени,
Спросит:
«Устала?»,
Наскажет
Немало смешной чепухи.
И сколько бы не было
Злого, дурного,
Печалей,
Обид, –
Ты забудешь о них.
Тебе померещится,
Будто бы снова
Мы ходим в кино,
Разбиваем цветник.
Лицо твоё
Тронет волненья румянец.
Забывшись,
Ты тихо шепнёшь:
«Покажись!..»
Пластинка хрипнёт
И окончит свой танец –
Короткий,
Такой же недолгий,
Как жизнь